Распространено мнение, что после смены власти Иран вернулся с пути вестернизации к традиционализму. Мы разобрались, насколько такая позиция обоснованна.
В интернете можно увидеть подборки фотографий и материалы, утверждающие, что революция 1979 года превратила Иран из светской и европеизированной страны в религиозное и репрессивное государство. Например, в материале на портале «Историк» говорится, что после революции «все женщины поголовно сменили лёгкие открытые платья с мини-юбками на хиджабы и чадру». В другой статье утверждается, что «народ Ирана предпочёл вестернизации строгое следование религиозной традиции и политическую власть мусульманского духовенства». Иногда фотографии из Ирана включаются в обобщающие подборки, ставящие своей целью описать изменения в обществе под влиянием религии. Подобные публикации и коллажи распространены и за пределами российского сегмента интернета.
Для понимания контекста обсуждаемых изображений необходим довольно обстоятельный по меркам публикации в интернете исторический экскурс. В 1925 году правителем Ирана стал шах Реза, что ознаменовало начало новой династии — Пехлеви. За полтора десятилетия его правления (до 1941 года) в стране происходят значительные изменения в социальной, экономической и политической сферах. В научных работах характер этих изменений нередко определяют как авторитарную модернизацию, а также сопоставляют с преобразованиями того же времени в Турции под началом Мустафы Кемаля Ататюрка. Среди результатов преобразований можно выделить построение в Иране государства в его тогдашнем европейском понимании (бюрократия, систематизация налогов и тарифов, годовой бюджет и др.), появление судебной системы, устроенной по европейским образцам, модернизация армии и т. д. В стране вводится обязательное ношение европейской одежды для мужчин (исключения должны были подтверждаться специальным разрешением), а в 1936 году женщинам запрещают носить на публике все типы одежды, соответствующие исламскому дресс-коду. Подобные меры (вкупе с ограничениями в сфере публичной религиозности) ограничивали традиционно мощный для Ирана авторитет духовенства и вызывали протесты (наиболее известные из них — протесты августа 1935 года в мечети Гохаршад).
В 1941 году Реза-шах под давлением союзников Второй мировой войны отрекается в пользу своего сына Мохаммада-Резы. Новый шах отменяет ряд наиболее одиозных запретов (в частности, допускает ношение традиционных одежд), объявляет политическую амнистию и допускает к политической жизни критиков своего отца. В 1949 году после покушения на него запрещается деятельность самой мощной оппозиционной силы — коммунистической партии «Туде». Зачистка политического поля проходит после организованного в августе 1953 года силами ЦРУ и МИ-6 переворота против премьера Мохаммада Мосаддыка, получившего огромную власть на фоне нефтяного кризиса и имевшего широкую поддержку. C этого момента начинается укрепление власти шаха: в 1957 году создана тайная полиция САВАК и объявлено об установлении двухпартийной системы, окончательно сложившейся к 1963 году (как шутили иранцы, эти две партии назывались «Да, господин» и «Слушаюсь, господин»).
Переход к двухпартийной системе объясняется в том числе необходимостью политической стабильности в рамках проведения серии реформ, получивших название «Белая революция». Эти преобразования должны были создать в Иране класс мелких собственников, допустить работников к участию в прибыли предприятий, значительно расширить права женщин. Одним из главных критиков реформ становится будущий лидер Исламской революции аятолла Рухолла Хомейни. Его несколько раз арестовывают, после чего решают депортировать из Ирана. Хомейни продолжает антишахскую деятельность из-за границы. В Иране традиционные шиитские институты сталкиваются с политикой, направленной на подрыв их авторитета. В частности, новоявленные священнослужители должны получать богословское образование в университетах для того, чтобы иметь разрешение на свою деятельность (ранее подобные разрешения находились в ведении шиитских семинарий).
Наращивание добычи нефти и головокружительный рост цен после Войны Судного дня значительно увеличивают доходы Ирана и открывают дорогу мечтам шаха о «великой цивилизации»: иранская империя под его управлением должна стать такой же важной силой в мире, какой была древняя империя Ахеменидов. В последнее десятилетие правления Мохаммада-Резы всё больше усиливается «культ личности»: сам он принимает титул арьямехр («солнце ариев»), его портреты размещаются повсюду, а за любой критикой в его адрес следит САВАК через широкую сеть осведомителей. Венцом «имперских амбиций» шаха можно считать три события: помпезное празднование 2500-летия иранской монархии в 1971 году, переход на «имперский календарь» вместо солнечной хиджры и роспуск всех партий и объединений и учреждение вместо них одной правящей партии «Растахиз» в 1975-м.
При этом нельзя назвать самого Мохаммада-Резу, как, впрочем, и его отца, нерелигиозным человеком. Он совершал паломничество в Мекку, а также неоднократно рассказывал о своём религиозном опыте. Мохаммад-Реза говорил, что с самого детства чувствовал присутствие Бога, а также испытывал видения Али — двоюродного брата и зятя пророка Мухаммада, чрезвычайно почитаемого среди шиитов. Важно отметить, что сообщения о подобном визионерском опыте иранских монархов широко распространены. Один из биографов шаха Мартин Зонис пишет, что Мохаммад-Реза верил в то, что Бог оберегает и направляет его в течение всей жизни. Другой вопрос, что подобные заявления рассматривались даже близкими к нему людьми не как проявление религиозности, а как политический инструмент легитимации его власти и попытку противопоставить его авторитет традиционному авторитету духовенства.
В то же самое время в Иране, несмотря на упомянутые выше ограничения со стороны государства, продолжали функционировать и пользоваться большой популярностью шиитские религиозные институты. Налаженная система пожертвований гарантировала их существование независимо от намерений государства, а связи с другими традиционными институтами обеспечивали широкую народную поддержку. В частности, речь идёт о «поддержке базара», то есть ситуации, когда крупные торговцы жертвуют деньги религиозным деятелям и институциям, а те в ответ используют свой авторитет в отстаивании интересов этих торговцев. Большая часть религиозных деятелей (Бехешти, Хаменеи, Махдави-Кани, Рафсанджани, Рухани), участвовавших в антишахской пропаганде в 1960–1970-х годах, сыграли важную роль в революционном движении, а впоследствии занимали крупные посты в Исламской Республике.
В ходе переписей населения, проводившихся с 1956 по 1976 год, подавляющее большинство населения Ирана декларировало свою принадлежность к исламу. При всём возможном недоверии к официальной статистике (как, например, в случае с современной переписью населения) вряд ли «секуляристское» государство, как часто называют Иран эпохи Пехлеви, стало бы публиковать данные о том, что 99% его населения являются верующими.
Если же перейти от анализа политических и социальных обстоятельств к самим изображениям, которые призваны их проиллюстрировать, то важно отметить, что зачастую они извлечены из первоначального контекста и погружены в новый, не имеющий ничего общего с оригинальным. Это, например, касается семейных дореволюционных фотографий вроде «Каспийской девушки», активно циркулирующей по разнообразным интернет-фотоколлекциям. Исследовательница Эми Малек, обсуждая такие фотографии, использует термин «кликбейтный ориентализм». Она утверждает, что семейные фотоснимки из дореволюционного Ирана, определённым образом аранжированные и размещённые на популярных сайтах, служат своего рода «подлинным "свидетельством", призванным подчеркнуть сходства и различия, пугающие зрителей и заставляющие их задуматься о тех опасностях, которые несут современные иранцы западной демократии».
Действительно, эти дореволюционные фотографии, чаще всего снятые на центральных улицах Тегерана и других крупных городов страны, создают у зрителя искажённую картину, предлагая ему сделать очевидный выбор из простой альтернативы. Правда, в такую чёрно-белую картинку вряд ли укладываются дореволюционные фотографии религиозной процессии в Кашане, трущоб неподалёку от Тегерана (которые существуют и по сей день) или женщин в хиджабе. Точно так же можно обратить внимание на снимки иранской провинции 1950-х годов, сделанные Инге Морат (некоторые из них колоризированы), на которых вряд ли удастся найти веселящихся женщин в платьях и мини-юбках.
Иран был и остаётся чрезвычайно многоукладной страной. Правда, последние 40 лет восприятие этой многоукладности искажается из-за введённых после Исламской революции норм, законодательно закрепляющих соблюдение предписаний ислама, в том числе в области одежды. Эти предписания касаются и женщин, и мужчин, но многие соблюдали их и до 1979 года. Во время революции религия вновь вышла в публичное поле, из которого её пытались вытеснить монархи династии Пехлеви, а шиитские символы и ритуалы стали важнейшим инструментом легитимации нынешнего иранского режима. Ключевое визуальное различие для внешнего наблюдателя по большому счёту состоит в том, что после 1979 года в области одежды исчезла возможность выбора, зато возможность выбора, как ни странно, появилась в политической сфере, где установились демократические, пусть и с определенными оговорками, процедуры и сменяемость власти.
